Летом можно отправиться на море и обжиматься с барышней на пляже под шум прибоя, любуясь ночным южным небом, можно поехать на дачу, лениво читать книги, лежа в гамаке, а по вечерам сидеть у костра, можно остаться в городе и устроиться на временную работу. А можно отправиться на поиски останков воинов, погибших в Великую Отечественную войну. Единственный вопрос – зачем?

Максим – 18-летний студент Нижегородского госуниверситета имени Лобачевского и член областной молодежной общественной поисковой организации «Курган». Максим говорит очень серьезно и обстоятельно, со знанием дела, но, кажется, слегка волнуется – на его счету пока только одно выездное лето: «Кто пришел в Поиск, либо сразу откажется после первого же выезда, либо будет этим заниматься всю жизнь, когда будет предоставляться такая возможность». Максим относит себя ко второй категории – этим летом он собирается опять поехать на Поиски.

Перед разговором я силюсь понять: зачем ему, 18-летнему юноше, ехать летом в леса, выкапывать останки людей, которые ему не приходятся даже дальними родственниками? Может, он собирается стать археологом? «Хотя я учусь на историческом факультете, Поиск – просто мое увлечение, – говорит Максим. – Оно в будущем мне вряд ли как-то пригодится».

«Курганцы» обычно ведут поиски в Волгоградской области, Карелии, Бельском районе Тверской области. Ездят в глушь, выполняя работу, которую, по сути, должно было выполнить государство. Причем не получают за это ни копейки – даже наоборот. «Обычно университет выделяет деньги на дорогу и суточные – рублей 25 в день. А если не хватает – приходится платить из своих. Хоть и говорят, что финансирование будет, а не дают», – без тени возмущения, грустно и даже смущенно констатирует Максим. Мне показалось, ему неловко признавать, что их труд не ценится и все держится на голом энтузиазме.

«Это затягивает, очень интересно, хоть и очень тяжело физически», – говорит Максим. Найти медальон и суметь его прочитать удается очень редко, это считается за счастье. После того, как личность найденного бойца идентифицирована, «копатели» едут в Москву, работают в архивах, чтобы найти его родственников. Университет оплачивает только дорогу до столицы и обратно, проживание, опять же, за свой счет. В идентификации личности погибших, собственно, и состоит смысл всего поиска.

Я бы так не смогла. Я бы вряд ли даже смогла прикоснуться к человеческим останкам – это страшно. «К этому быстро привыкаешь, – рассказывает Максим. – Сначала, конечно, когда поднимаешь кость, понимаешь, что это был человек, но потом останки воспринимаются уже как археологический материал. Первый раз я ехал и очень боялся, не представлял, как это будет происходить. А потом я достал первый череп… И нормально».

Весной «копатели» отправляются на разведку: ходят по деревенским домам и спрашивают бабушек, знают ли они, где поблизости есть братские могилы. Бывает, везет, и находятся отзывчивые бабушки, которые помнят события шестидесятилетней давности.

Определенно, «копатели» ищут еще что-то, кроме останков советских солдат. «Возможность вырваться из города, из суеты, уехать в глушь, туда, где никаких проблем нет, кроме того, что нужно работать и работать, посидеть у костра, попеть песни. Это романтика в некотором роде, - говорит Максим. – Кроме того, это возможность сделать хорошее дело». Я оживляюсь – вот оно, зачем ему это надо, – и прошу своего собеседника объяснить, почему это дело он считает хорошим.

«Похоронить по-человечески тех людей, которые воевали за нашу страну и умирали за то, чтобы мы сейчас жили, – это хорошее дело». Но зачем ему, Максиму, это нужно? Что в его жизни изменится от того, что погибшие в Великую Отечественную будут «похоронены по-человечески»? Хорошо, потому что он считает это дело нужным. Нужно, потому что он считает это дело хорошим. Круг замкнулся. Может быть, это и есть патриотизм, не опошленный, не квасной, не демонстративный, не телевизионный и без «ура».

Наверное, если бы я была по-другому устроена, я бы смогла разделить их кайф и предстоящим летом тоже отправилась бы с группой вот таких добровольцев, объединенных мыслью «Если не мы, то кто?», в глушь с лопатой наперевес.