Прошлой осенью, в разгар процесса над Слободаном Милошевичем, я был в Черногории. Завтракать ходил поздно и всякий раз попадал на прямую трансляцию из Гааги. Черногорцы, обычно предупредительно-веселые, смотрели телевизор с хмуро-озабоченными лицами. В это время к ним лучше было не лезть с вопросами, а официантам и барменам не досаждать заказом. Приходилось ждать, но в компенсацию мне обязательно наливали стопку ракии за счет заведения. Затем я шел на будванский пляж «Могрин-2», где в октябре кроме «сумасшедших русских» постоянно купались и загорали 3-4 «моржа» из местных.
С одним из них, отставным военным, мы стали приятельствовать. Он, как многие в Сербии-Черногории, оказался большим поклонником Сталина. У них ностальжи по тому СССР, которого все боялись. Хотя своих тиранов почему-то не любят. Обычно я избегаю споров на политические темы, но, под влиянием очередной порции Гааги, комплименты моего знакомого «великой России» при Сталине начали слегка раздражать. «Никогда не хвали при мне Сталина, — сказал я. — А если хочешь о политике — давай о Слобо». По-моему, он понял, что я имею в виду, потому что о политике мы с ним с тех пор никогда не говорили.
Но о Слободане Милошевиче я слышал от других. От беженки из Косово, которая убеждена, что «если бы мы не поверили Слобо, то войны бы не было». От бошняка, проклинавшего последнего президента Югославии за резню в Сребренице, где убили 7000 мусульман. От серба тоже из Боснии, который до сих пор считает, что Милошевич — национальный герой, потому что сербам-христианам хорваты и мусульмане устраивали «сребреницы» еще во Вторую мировую войну.
Реакция на смерть Милошевича оказалась столь же неоднозначна. Одни несут цветы к его портрету, вывешенному на здании штаб-квартиры Соцпартии в Белграде. Другие говорят: «Умер, и бог ему судья, но хоронить бывшего президента нужно без помпы». Третьи продолжают ненавидеть, считая «нечестным, что негодяй умер во сне, когда другие погибали в муках».
Что скажут о Милошевиче через сто лет? Как о человеке, пусть неудачно, но пытавшемся защитить сербские интересы в Косово, Боснии и Герцеговине, или слабом президенте, развалившем Югославию? Как о военном преступнике или жертве «американского заговора», доведенной до смерти ангажированным международным правосудием? Ведь Гаагский трибунал дискредитировал себя, дав умереть в тюрьме трем обвиняемым из Сербии. Он запретил Милошевичу выехать в Москву для лечения, но разрешил бывшему премьер-министру Косово Рамушу Харадинаю, также обвиняемому в военных преступлениях, вернуться в Косово до возобновления судебных заседаний. Потому что для США во всем, что происходило на Балканах, виновные давно определены — сербы, традиционно ориентированные на Россию. А тут еще слухи о том, что Милошевича отравили. Чем бы не окончилось расследование его смерти, выйдет десяток книг, логично доказывающих, что Слобо стал жертвой яда.
Мы мстим истории за то, что она делает с нами, тем, что делаем с ней. Ведь миллионы людей уверены: их «плохое сегодня» — следствие того, что случилось пару веков назад. А история — не объективный физический процесс, вроде радиоактивности. Ее делают человеческие амбиции. Документы и свидетельства творят люди и целые организации, отстаивающие собственный вариант правды. Преступник легко может стать героем, а герой — преступником.
Так, Милошевич, по словам одного из сербских политиков, его прижизненного врага, «умер невиновным, поскольку его вина так и не была доказана». И, вероятно, еще потому, что автор цитаты ненавидит США за то, что они делают с Сербией. Америка по-прежнему контролирует Балканы, а Слобо умер и годится на роль политического мученика. Не потому ли и похоронят его в Москве, ведь нынешнее проамериканское правительство Сербии-Черногории запретило хоронить его в Белграде?
Также в теме:
Сделать стартовой
