Главного героя (это была последняя роль Андрея Миронова) в фильме «Человек с бульвара Капуцинов» звали мистер Ферст — «Первый». Ферст привез ковбоям в их городок первую киноустановку, показывал им «Прибытие поезда» и другие классические киноленты, сеял разумное, доброе, вечное. Очень скоро ковбои — эти, в общем, неотесанные мужланы — стали очень добрыми, вежливыми людьми, и мистер Ферст был счастлив.

А потом Ферсту пришлось уехать из города на некоторое время. Вернувшись, он обнаружил, что его место занято. В том же самом салуне, в котором Ферст сеял разумное, доброе, вечное, теперь работал мистер Секонд — «Второй». Секонд тоже крутил кино, но это было совсем другое кино. В нем дрались, стреляли, ели человечину, и кинозрители, те самые ковбои, которых Ферст совсем недавно превратил в добрых и хороших людей, смотрели эти фильмы и радовались происходящим на экране безобразиям гораздо сильнее, чем во времена мистера Ферста.

«Человек с бульвара Капуцинов» трудно назвать великим фильмом. Так, позднесоветский кинотреш, дурацкий псевдовестерн, который не стоит и пересматривать. Но эта идея — за каждым романтичным Ферстом обязательно приходит циничный Секонд — все-таки заслуживает того, чтобы не забывать о ней.

Летом 2003 года тогда еще немногочисленное сообщество пользователей «Живого журнала» откуда-то узнало о флеш-мобах — ну, кто-то дал ссылку на какой-то англоязычный сайт, кто-то перевел, остальные воодушевились и решили устроить что-то подобное. Договорились собраться на платформе Ленинградского вокзала и ровно в 17:22, когда подойдет очередной поезд из Питера, достать таблички с надписью «NzR178qWe». Опубликованная в ЖЖ инструкция предписывала в контакты друг с другом не вступать, а на все вопросы отвечать: «Я встречаю».

Сейчас бы, наверное, милиция разогнала бы такой флешмоб километра за два до вокзала, а тогда все прошло вполне мирно и весело. Никто ничего не понимал, но все чувствовали — это круто. В том числе и потому, что бессмысленно.

Прошло совсем немного времени — месяца два, начиналась кампания по выборам в Госдуму, и слово «флешмоб» журналисты услышали еще раз, уже от пиарщиков КПРФ. Флешмобами они называли уже свои рекламные акции: первая состоялась у кинотеатра «Пушкинский» во время премьеры фильма «Матрица. Революция», на которую коммунисты пришли в черных очках «как у Нео» и буденовках, а самым известным коммунистическим флешмобом стала акция «Вова, домой!» в Петербурге, когда десятки комсомольцев в масках Владимира Путина собрались во дворе дома, в котором вырос российский президент (и были жестоко разогнаны питерским ОМОНом).

За несколько месяцев веселая бессмысленная забава была основательно поставлена на службу интересов политиков. Самим политикам особой пользы это не принесло (для той же КПРФ выборы 2003 года оказались самыми неудачными за всю ее историю), а сильнее всего политизация флешмобов ударила по самой идее «мгновенных толп». Если есть что-то, чем пользуются политики и пиарщики, то простым людям пользоваться этим уже не с руки — ну, неприятно как-то.

За каждым мистером Ферстом обязательно приходит мистер Секонд. Это почти закон. Но победы мистеров секондов давно уже оказываются пирровыми — к тому моменту как очередная мода становится инструментом политического пиара, быть модой она уже перестает.

И это очень здорово.