Барельефом с рабочим, устремленным к счастью, студенты наслаждаются, сколько я себя помню. Рядом шесть престижных вузов: журфак, психфак и ИСАА МГУ, медицинский, ГИТИС и консерватория. Была традиция: 1 сентября старшекурсники садились с пивом в скверике напротив и веселились, глядя на реакцию первокурсников, которых посвящали в секрет эффекта монумента. Абсолютно такой же эффект у памятника Дюку Ришелье в Одессе. Жители называют его «Посмотри на Дюка с люка».

Максимум хулиганства в украшении города скульптурами, которое позволила себе пуританская Европа, — Писающий мальчик. Мы всегда были впереди. Только декларированная властями эстетика не позволяла резвиться открыто. Но наши архитекторы и скульпторы с успехом доказали неверность поговорки «Та же попа, только сбоку». Не та же. Представляю себе, как художник, прицокивая языком, ходил вокруг макета будущего монумента, памятника или барельефа и соображал, в каком ракурсе ему не стоит показывать свое творение худсовету. И как после этого совета злорадно потирал руки.

Не знаю, за что автор не любил академика Тимирязева, но ведь походив вокруг монумента, он еще и придумал начертать на постаменте: «К.А. Тимирязеву, мыслителю и борцу». Наверное, именно так появился и этот рабочий, и советский памятник российско-грузинской дружбе в горах. Я сам не видел, но много слышал о нем от грузинских архитекторов. Он представлял собой две сомкнутых руки. С одной из возвышенностей рукопожатие выглядело как кукиш.

Про «эзопов язык» в литературе, журналистике, театре и кино мы знаем еще со школы. Советский человек был обучен читать «между строк». Герой пьесы говорил со сцены: «Вот такие, как я, руководители, партработники и тащат все на своем горбу». Жена отвечала ему: «Куда? Куда тащат?». И зал разражался не просто аплодисментами, а овацией. А вот про «эзопов язык» в монументальном искусстве как-то все забывают. В казахстанской столице Алма-Ате, некогда городе Верном, где чекисты кроваво подавили мятеж (интеллигентную версию событий можно прочитать у Дмитрия Фурманова, автора «Чапаева»), стоял памятник Ф. Дзержинскому. Почти копия того, что на Лубянской площади в Москве. Почти — потому что на гигантском постаменте была еле видна крошечная фигура создателя ВЧК. В азербайджанском городе Шамхоре, где мне довелось служить, на главной площади стоял памятник Ленину. Его огромные башмаки были больше головы раза в четыре. Поэтому ресторан на площади назвали в народе «Около г…нодава».

Искусство не удержать в рамках. Умение показать то, что запрещено, порой восхищает. Знаменитый 30-метровый памятник Ким Чен Иру в северокорейской столице окружен скульптурными группами. Лица в едином порыве устремлены к победе и светлому будущему. И где-то справа за спиной великого вождя затерялись три фигуры. Девушка, видимо, устала или «ранена в боях», сидит на закорках у рвущегося вперед мужчины. Но вся она в движении назад. Она повернута к молодому человеку, который протягивает к ней руку. Они смотрят глаза в глаза, и на лицах их нет никакого революционного порыва. Только любовь и тоска, стремление друг к другу. В стране, где за внебрачные связи и измену отправляют на рудники.