Те, кто ушел из НБП, крайне неохотно дают интервью и даже просто идут на контакт. И дело не в партийной «расписке о неразглашении». Просто им довольно долго после ухода – несколько месяцев – надо приходить в себя. Будто бы партия выпила из них все соки, без остатка: им все равно, во что одеваться, что есть и о чем их спрашивают. Примерно также ведут себя те, кому удается выйти из религиозных сект.

Марина никогда не вступала в НБП. Но ее молодой человек два года был активным нацболом и даже в какой-то момент дослужился до главы регионального представительства – гауляйтера. Он вышел из НБП не по идейным соображениям, а потому, что в какой-то момент стало «не в кайф». Теперь молодой человек Марины уже несколько месяцев похож на выжатый лимон.

Два года, которые он был в партии, Марина была рядом с ним и с лимоновцами. Нравы и обычаи штаб-квартиры нацболов – Бункера – Марина изучала изнутри. Марина так объяснила, почему она все-таки согласилась дать интервью «Re:Акции»: «До недавнего времени я не видела в них никакой угрозы. Думала, что ничего серьезного из них не выйдет. А теперь они все так быстро поменяли с этой их программой, взяли курс на сотрудничество с другими партиями... Я поняла, что они пытаются и могут выйти на совсем другой уровень. И это уже опасно».

Этот текст написан полностью со слов Марины – мы ничего не додумывали и там, где смогли, попытались факты проверить. Опубликовать же все, что она нам рассказала, мы не можем. Потому что уверены, что для Марины это будет очень опасно. Даже имя ее нам пришлось изменить.

 

Карьеру в НБП может сделать каждый. Для этого нужно только однажды заглянуть на «огонек» в Бункер НБП. Тем, кто заглядывает, как правило, нравится.

В самом низу НБП – рядовые члены партии или, как их там называют, нацболы. Ячейка состоит из 5-7 человек, во главе – бригадир. Те, кто только пришел и еще просто присматриваются, – это «пионеры». Их воспитывают тем, что пойти на акцию – это приз, который еще надо заслужить: например, помочь с распространением партийной газеты «Лимонка». «Пионеру» очень хочется на акции, потому что с них все возвращаются в очень приподнятом настроении, явно испытав всплеск адреналина. Их приподнятое настроение передается всем остальным в Бункере. И если хорошо себя зарекомендовал на акции или потом, в милиции (никого не сдал) – почести будут, как герою. Когда «пионер» подрастает, его привлекают к планированию операций. На этой ступеньке адреналина ничуть не меньше, если не больше.

Достигнув уровня «олдового», молодой нацбол уже больше планирует, чем рискует на улице. Проявив себя, он может стать руководителем городского или областного отделения партии, то есть дослужиться до гауляйтера. Никаких опечаток – должность называется точно также, как аналогичный пост в гитлеровской НСДАП. Но в НБП от такого названия руководителей среднего звена никто не вздрагивает.

Гауляйтера могут выбрать снизу, а могут назначить или снять из центра. Это создает иллюзию конкуренции и того, что в итоге тебя даже могут назначить в центральный комитет НБП в Москве.

 

В НБП рады каждому приходящему. Ощущение того, что ты наконец-то оказался среди тех, кто тебя понимает, пропитывает здесь и непризнанных художников, и бывших «скинхедов». Здесь не задают лишних вопросов и прогоняют только окончательно обнаглевших – например, тех, кто «вписывается» в Бункер на ночевку, явно плюет на партию и ее акции, но при этом «зависает» на месяц. Но таких – единицы. Работа находится для всех.

Так, рассказывает Марина, парень, который фактически делает «Лимонку», однажды просто зашел наладить в Бункере компьютеры. Ему предложили заняться версткой, и он так и стал приходить каждый день. Никаким убежденным нацболом он никогда не был и не стал, но привычка, как известно – вторая натура. Теперь ему даже в голову не может прийти пойти заниматься компьютерами куда-то еще. Девушка, которая в то время, когда Марина ходила в Бункер, работала в «Лимонке» ответственным секретарем, получила эту должность в 15 лет. Где еще для того чтобы доверить ответственную работу не спрашивают ни трудовых книжек, ни про опыт работы? Какой пятнадцатилетней девушке, которой сразу оказывают такое доверие, это может не понравиться?

Каждый пришедший пропитывается чувством того, что здесь он наконец нашел тех, кто его по-настоящему поймет. Замкнутые начинают чувствовать себя гениями общения, гнобимые троечники – просто гениями, а тусовщикам предлагают почувствовать вкус настоящего дела. Все, что было до этого – отменяется. Теперь все – впереди. Ты нужен тем, кто рядом – твоим товарищам.

Ощущение единения у вновь прибывших такое, что они поначалу впадают – без преувеличения – в эйфорию. Чувство опасности сплачивает окончательно, а довершает дело любовь. Практически все моментально находят себе в НБП вторые половины, оставляя все прежние сердечные привязанности в предыдущей жизни.

Те, кто остался в НБП, начинают жить в Бункере, уходя домой только для того чтобы переночевать. Марина рассказывает, что в Бункере за разговорами и постоянной занятостью, приперченной эйфорией от того, что ты делаешь общее дело, теряется ощущение времени, а потом и реальности. Через месяц тебя уже не интересуют ни старые друзья, ни чье бы то ни было мнение, кроме таких же как ты – нацболов. Партия становится главным, что есть в жизни, она становится самой жизнью.

 

Нацболы ни секунды не сомневаются в том, что НБП обязательно придет к власти. Марина говорит, что пару лет назад такие разговоры в Бункере казались ей, человеку со стороны, даже забавными – особенно когда энбэпэшники абсолютно серьезно начинали делить куски постреволюционного пирога.

Человек без среднего образования говорил, что он претендует на все бензоколонки в своей родной области. Восемнадцатилетний бывший скинхед претендовал на всю рыночную торговлю – то есть все рынки страны. Юный распространитель «Лимонки» вполне был согласен, если ему достанется какой-нибудь завод…

Марина говорит, что на самом деле ничего удивительного в этой их серьезности нет. Потому что для многих НБП – это не просто свет в окошке, это последний и единственный… нет, не бой – шанс. После года, проведенного в партии, складывается абсолютная уверенность, что за пределами Бункера ловить нечего. И твое личное будущее наступит только после революции.

 

В НБП не только от слова гауляйтер никого не передергивает, но и символика партии, которая так напоминает фашистскую, не вызывает никакого раздражения. Марина говорит, что объяснение этому простое: многие из нацболов считают себя «язычниками» и говорят, что свастика – это не символ третьего рейха, а коловрат.

Но в НБП много и бывших наци-скинов. Они говорят уже не про коловрат, а про то, что уважают Гитлера как личность. Марина рассказывает, что эта «мелюзга» иногда ведет разговоры типа: как жаль, что Гитлер нас не завоевал, вот жили бы сейчас среди одних арийцев. Но, добавляет Марина, не то чтобы в Бункере на них за такие разговоры цыкали, просто высказывание такой точки зрения вслух не приветствуется. Правда, и из партии за то, что ты любишь Гитлера, не выгонят.

В ответ же на упреки в национализме в НБП заученно твердят: у нас есть гауляйтеры-евреи, в рижском отделении вообще есть негр, да и Абель, один из лидеров партии – еврей. Официальная же идеологическая линия, для внешнего пользования, такая: «кавказцы, евреи, мы не против них, но пускай они живут там где-нибудь у себя, пускай к нам не приезжают и не напрягают русских».

Но Марина уверена, что значительная часть нацболов потому и оказалась в НБП, что очень сильно кого-нибудь ненавидит. Например, кавказцев. Или евреев. Именно это и объединяет талантливых авторов «Лимонки» и пацанов, которые еще вчера были скинхедами. Интеллектуалы и беспризорники, художники и бритоголовые – все сходятся в НБП на почве того, что здесь никому не запрещено ненавидеть: соседа, бывшего учителя, целые народы и континенты. Всех, кто виноват.

 

В НБП ценят юмор, особенно если он в русле партийных решений, –например, о неуклонном повышении численности партийных рядов. Марина рассказывает, что один ее знакомый гауляйтер записал в члены НБП свою маму – предоставил в партию ее паспортные данные и фотографию. Мама, естественно, была не в курсе. Марину ее друг-нацбол тоже однажды «осчастливил» сообщением, что она «член НБП». Записал, даже не спросив.

Марина грустно шутит, что по стране наверняка ходит не одна тысяча людей, которые даже не догадываются о том, что состоят членами НБП.

За время недавней отсидки Лимонова стало понятно, что партия без вождя не развалилась, а наоборот – окрепла. Это значит, что система отстроена. И дело здесь уже не в «мертвых душах», которые собирают для численности. Нацболы создали эффективную и раскрученную в СМИ всероссийскую структуру, которая вовсю, как пылесос, поглощает оголтелых националистов – и баркашовцев, и наци-скинов. В этой системе даже Лимонов, видимо, уже не обязательное звено.

«Пытать и вешать, вешать и пытать!» – скандировали лимоновцы еще недавно. Наивно думать, что теперь, когда Лимонов и время потребовали от них стать внешне респектабельными, они растворятся в толпе. Скорее наоборот: каждый раз, когда кто-нибудь рядом с вами за столиком кафе громко скажет о том, что кавказцы хорошо смотрятся только на Кавказе – знайте, НБП уже где-то рядом.