Ура, я стал героем спектакля и это увековечено на видео. Если вы станете обладателями DVD, при просмотре обратите внимание на темный зал, который смеется в ответ на призывы актера на сцене задуматься о гибнущем мире, — этот зал и есть я. Мое место в самом себе — на балконе, справа от пульта. Я в одной из двух главных ролей — в роли публики на спектакле «Титаник», автор Евгений Гришковец.
Меня пригласили на специальный показ «Титаника» по случаю его видеозаписи. Честно говоря, я пришел не зная, какая важная роль мне отведена. Мне хотелось всего лишь повысить свой культурный уровень, напрямую ознакомившись наконец с театральной работой одного из самых популярных российских литературно-драматических деятелей.
До сих пор я, темный человек, слышал только жизнеутверждающие монологи Гришковца по радио и речитативы под аккомпанемент ансамбля «Бигуди», да еще читал интервью в «Re:Акции». Этот пробел надо было восполнить.
Людей с пробелами, подобными моему, набрался целый аншлаг. Гришковец вышел и попросил выключить мобильные телефоны, не вспыхивать вспышками мыльниц, а заодно стал рассказывать историю спектакля «Титаник». Мне показалось, что это интро — неотъемлемая часть спектакля. По окончании просмотра я остался в убеждении, что так оно и есть. Сам спектакль оправдал скептические ожидания. Не случайно Гришковец не без кокетства предупредил, что «Титаник» — это самое наивное из написанного им. Некий Паша Колесников произносил поток сознания об открытии Америки, о роли немецкой нации в мировой культуре, о трагической судьбе ступеней космической ракеты и о том, что важнейшее из искусств — цирк. Местами было смешно, и таких мест было довольно много. Один раз Паша Колесников даже сам не выдержал и засмеялся. Спектакль пришлось остановить (ведь он снимался на видео), подождать, пока Паша Колесников успокоится, и переиграть фрагмент. Но все-таки смешные места казались случайными, несмотря на свою многочисленность. Юмористические вариации на исторические темы не казались такими уж откровениями, можно было бы и поизящнее, и посмешнее, кое-где лектору (я решил считать Пашу Колесникова лектором в санатории, хотя напрямую это не было указано) не хватало скабрезности, кое-где эрудиции. Впрочем, Гришковец застраховался и в интро объявил спектакль художественной самодеятельностью. Типа «не судите строго». Я подумал, что художественная самодеятельность — это когда кустарные таланты стремятся выглядеть как фабричные, а не наоборот. Но меня никто не спрашивал, и Паша Колесников показывал художественную самодеятельность на слова Евгения Гришковца и с подтанцовками тоже Гришковца.
Так вот, кстати, обо мне, то есть о публике, то есть о втором герое спектакля. Роль мне досталась простая и по сравнению с Пашей Колесниковым выигрышная. Слов не было, надо было только вовремя смеяться с нужной громкостью. А потом, когда герой на сцене, нагнав уже достаточно абсурдной пурги, внезапно обращался ко мне: «Вот вы все смеетесь, а ведь мир гибнет, задумайтесь!» — следовало поперхнуться, осечься и растеряться. Что такое? Может быть, было не всегда смешно, потому что вообще несмешно? Или когда Гришковец сказал, что в спектакле все не всерьез, — он это сказал не всерьез? И если герой на сцене хоть и дурак, то хотя бы искренний — то герой в зале мало того что циничный, так еще и дурак?..
Измена, в общем. Чувствуешь себя полным идиотом, как после фильмов Дэвида Линча.
Но, как ни досадно, настроение все равно улучшилось.