«Мюнхен», один из фаворитов приближающейся церемонии вручения Оскара,
идет в российском прокате с 16 февраля
В 1972 году палестинские террористы пробрались в олимпийский городок в Мюнхене, убили двоих и захватили в заложники 9 израильских спортсменов. Террористы сообщили, что принадлежат к организации «Черный сентябрь», и потребовали освобождения двухсот с лишним своих собратьев из израильских тюрем. Израиль, по традиции, торговаться отказался; германские спецслужбы оказались на редкость беспомощными. 18 часов на глазах у потрясенного Запада шли переговоры. Картинка из новостей того времени: террористы, скрывающие лица за масками, время от времени выходят на балкон гостиничного номера. Едва ли не впервые в истории все происходящее транслировалось в прямой эфир. Мюнхен открыл эру «телегеничного терроризма», кульминацией которого стало 11 сентября 2001 года.
Фильм Стивена Спилберга «Мюнхен», который выходит в российский прокат 16 февраля, снят о том, что последовало за трагедией в олимпийском городке — после того, как все заложники были убиты в аэропорту, а террористам удалось сбежать. О том, как израильские агенты выследили и уничтожили почти всех организаторов и исполнителей теракта. Впрочем, снята картина «по мотивам реальных событий» и на историческую точность не претендует. Скорее, претендует на точность эмоциональную.
В Израиле все происходит по-семейному. Голда Меир в ситцевом бабушкином платье и мрачные советники в костюмах вызывают молодого спецслужбиста Авнера (Эрик Бана), справляются о здоровье его беременной жены и говорят «мазлтов»; премьер-министр самолично подносит ему кофе. Все это неспроста: Авнера посылают на страшную миссию — найти и уничтожить. В его группе — еще 4 человека, подобранные, похоже, по максимально нейтральной, не слишком семитской наружности. Среди актеров — светловолосый и голубоглазый Дэниэл Крейг, между прочим, будущий Джеймс Бонд, и француз Матье Кассовиц; его персонаж — взрывник, который с трогательной беспомощностью сообщает, что вообще-то его учили разбирать взрывчатку, а не собирать ее. Доблестная компания отправляется в Европу с напутствием не забывать брать чеки для государственной отчетности.
Все европейские города, величественные, старые и пасмурные, оказываются на одно лицо. Дождь, брусчатка, странные подпольные группы всех мастей, сталкивающиеся на одних и тех же конспиративных квартирах, которые им сдают не слишком принципиальные авантюристы. Спилберга вдруг потянуло на поразительную старомодную визуальную элегантность: блестящие лакированные машины, как в film noir; жест, которым открывают зонт-трость, одновременно взвешивая в руке пистолет.
В списке Авнера — 11 имен, и, казалось бы, сейчас начнутся форменные «10 негритят»: р-р-раз — вычеркиваем; два — вычеркиваем… Но не все так просто. Спилберг монтирует перечень имен убитых заложников с перечнем имен террористов, подлежащих уничтожению. Этот диалог продолжается; это не диалог слов, это диалог убийств. В ответ на каждое вычеркнутое имя происходит новый теракт. Герои просто не успевают мстить за всех, их работа бесконечна и безнадежна.
Да и домой, как водится, возврата нет. Тема семьи и дома всегда была близкой для Спилберга; когда-то его Е.Т. звонил домой, а нашествие марсиан в недавней «Войне миров» было только предлогом для возвращения блудного отца. В начале фильма Авнер, которого в детстве мать оставила на воспитание в киббуце, считает Израиль своей семьей — и Голда Меир, наливающая ему кофе и вспоминающая о его отце, вполне годится ему в бабушки. В том, что государство семьей быть не может, он убеждается высокой ценой. Семью, состоящую из жены и дочери, можно хотя бы надеяться защитить. Семью-государство — нет.
Вопреки тому, что пишут западные кинокритики, героя мучает вовсе не моральный аспект того факта, что он отправил на тот свет семь человек. В кошмарах Авнеру снится мюнхенская расправа, а вовсе не лица убитых им палестинцев. Его мучает незавершенность его миссии и принципиальная невозможность ее завершить. Всех не перестреляешь, даже если очень стараться; на место погибших террористов приходят новые, и диалог, начатый «Черным сентябрем», продолжается. Это никогда не закончится, горько резюмирует Спилберг; не случайно он пускает финальные титры на фоне нью-йоркских башен-близнецов. Какая надежда, какой катарсис, о чем вы? Будь Спилберг в состоянии предложить хоть что-то обнадеживающее, ему бы светил не только Оскар, но и Нобелевская премия мира.
А пока же все, что он получает за свой, в общем-то, очень хороший фильм — это негодование со стороны всех участников конфликта. Можно было догадаться, что так и будет — тема уж очень болезненная. Режиссер старался сгладить острые углы; он нанял в качестве консультанта израильского дипломата и дал высказаться на экране палестинской стороне. Однако все это ему не помогло. Самая неожиданная критика поступила от палестинца Мохаммеда Дауда, одного из тех, кто разработал план мюнхенской атаки — почему, мол, с ним не проконсультировались.
Единственный намек на взаимопонимание и даже на катарсис остался за кадром. В сцене расстрела израильских спортсменов были заняты еврейские и арабские актеры. В интервью Спилберг признавался, как трудно ему было играть с ними «в войнушку». После того как была снята сцена расстрела, палестинские актеры побросали свои «Калашниковы» и, рыдая, бросились обнимать «заложников». Если бы все было так просто…
4 громких опровержения
Спецслужбы против киношников
2006. «Мюнхен»
Израильская военная разведка «Моссад» официально опровергла версию событий, представленную Спилбергом в «Мюнхене»
2006. «Сволочи»
ФСБ РФ официально заявила, что история детей-диверсантов не соответствует исторической правде
2002. «Арарат»
Власти Турции во всеуслышание назвали лживым фильм Атома Эгояна о геноциде армян в начале XX века
1991. JFK
ФБР категорически не понравился фильм Оливера Стоуна, в котором он предлагает новый взгляд на убийство президента Кеннеди