Ноги на ширине плеч, руки сжаты в кулаки и тоже на несколько сантиметров отстоят от туловища — чтобы не задавило толпой. Рядом такие же, как я, простые русские парни крупного телосложения. Так же, как я, они озираются по сторонам, не забывая, однако, постоянно смотреть на того человека, ради которого мы здесь. Он в середине нашего кольца. Александр Белов, лидер ДПНИ. «Где переход?» — тихо спрашивает он. «Направо», — так же тихо отвечаю я. «На переход», — командует он, и я хрипло ору — «На переход!»
Переходим на «Комсомольскую» радиальную, садимся в вагон, едем на «Парк культуры», поднимаемся по эскалатору. «Обеспечивай слева», — бросает мне бритый толстяк в черной куртке. Я обеспечиваю слева.
Впереди омоновский кордон, нас почему-то не пускают, Белов говорит: «Пропустите, с нами депутаты», и я повторяю: «Вы что, не слышали? Депутаты с нами!» Папаха Курьяновича действительно маячит где-то сзади. Мы прорываем кордон.
Вначале я увидел папаху, потом — значок «Линия Сталина» на черной куртке и только потом понял, что этот карнавальный костюм надет на депутате Госдумы Николае Курьяновиче, исключенном накануне из ЛДПР. Курьянович осмотрелся по сторонам и пошел к поезду метро. Я поехал с ним.
Оказалось, мы ехали не на «Парк культуры», а всего лишь на «Белорусскую» — встречать Дмитрия Рогозина, который там живет. Заметно поседевший Рогозин долго хохотал по поводу того, что вот и ему наконец пришлось спуститься в метро. В вагоне (ехали опять на «Комсомольскую») он продолжал балагурить, что-то вроде «и как они здесь каждый день ездят». На «Проспекте Мира» кому-то показалось, что это и есть «Комсомольская», начали выходить из вагона, кто-то заметил ошибку, Рогозин снова стал смеяться и подмигивать висящей на поручне девушке-фотографу. У нее, кажется, эксклюзив — подмигивающий Рогозин.
Оказавшись на поверхности земли, Белов раскинул руки и (явно готовился) воскликнул:
— Вот оно, русское небо! И неужели эти м**аки, эти Асламбеки Дудаевы, могут помешать нам его видеть?
«Асламбеком Дудаевым» Белов (которого оппоненты часто называют «Поткиным») называет Владислава Суркова из Кремля. Сурков будет главным героем всех речей Белова в этот день. Когда мы пойдем назад, уже после митинга, я спрошу его:
— А почему только Сурков? Почему вы, например, не ругаете Лужкова?
Белов ответит:
— Потому что только Сурков нам мешает. Он один!
— То есть остальные помогают? А кто именно? — интересуюсь, предвкушая сенсационный ответ. Белов реагирует мгновенно, замыкается:
— Никто не помогает. Все п***расы.
— В плохом смысле п***расы! — добавляет кто-то из моих «коллег»-охранников.
Но это будет потом. А пока мы идем на «Русский марш» в сквер Девичьего поля.
В сквере дедушка с мегафоном перед началом митинга долго рассказывал о том, что «картавость не свойственна славянам и казакам» и что «у Путина на лице пять признаков еврея». Ощущение было такое, что этот дедушка сюда специально и пришел для того, чтобы репортерам было кого снять в роли агрессивного антисемита.
А вот торговца «Протоколами сионских мудрецов», разложившего свой товар на ступеньках сквера, прогнали сразу. Плакаты с любым намеком на антисемитизм отбирали при входе на площадь — отбирали сами, не дожидаясь милиции и камер.
…Назавтра в интернет-издании «Стрингер» напишут, что «кремлевский спецпропагандист Олег Кашин» подозрительно не отходил ни на шаг от Белова из ДПНИ на протяжении всего «Русского марша». «Стрингер» будет гадать, что это за зловещий тайный замысел Кремля. Будет гадать и не догадается.
Я просто обеспечивал слева.
Запоздалый пролог
О «Русском марше» говорили и писали столько, что нельзя было не вспомнить о гей-параде, который должен был пройти в Москве весной. Тогда все было точно так же — националисты грозили помешать шествию гомосексуалистов, гомосексуалисты взывали к мировому сообществу, власти обещали не допустить провокаций, журналисты готовились снимать и писать экстремальные репортажи.
В итоге довольны остались все. Было много милиции, совсем немного гомосексуалистов и ровно столько крови, сколько требуется для нормального экстремального репортажа. Такой аттракцион, что-то из области индустрии развлечений. Все, кто нуждался в выплеске адреналина, свою порцию получили — и при этом небо не упало на землю, никто никого не обидел, даже ни одной витрины разбито не было, хотя казалось бы.
Подготовка к «Русскому маршу» строилась по точно таким же правилам. Рекламная кампания — от красочных плакатов до специально задействованных блоггеров и в виде бонус-трека заявлений знаменитостей (вроде Юрия Лужкова), призванных привлечь дополнительное внимание к мероприятию.
Но все же у «Русского марша» есть одно принципиальное отличие от гей-парада. Гей-парад был намечен на обыкновенный, ничем не примечательный день. «Русский марш» его организаторы еще в прошлом году жестко привязали к новому государственному празднику — Дню народного единства. То есть государство придумало праздник, а какие-то люди в сугубо личных (ну или корпоративных) целях наполнили его своим, почти антигосударственным содержанием. И вместо того чтобы планировать на этот день какие-нибудь нормальные праздничные мероприятия, властям пришлось думать о том, что делать, чтобы не дать «Русскому маршу» превратиться в побоище или какие-то еще беспорядки. По-моему, это просто унизительно.
По сути, ДПНИ и кто там еще занимался «Русским маршем» самым пошлым образом украли у нас новый праздник. Вместо того чтобы по-человечески его праздновать или просто отдыхать, мы вынуждены объезжать ставшие опасными станции метро, не выходить без особой надобности из дому, звонить, волнуясь, знакомым, оказавшимся в непосредственной близости от места проведения марша.
Праздник, как известно, это не только отметка в календаре, но и традиция. Традицию 4 ноября присвоило ДПНИ. Нам придется очень постараться, чтобы вернуть этот праздник себе.
…Все-таки это не вся история. Потому что когда Белов, несмотря на сопротивление Бабурина, все-таки выступил, милиция сняла с площади оцепление, и демонстранты пошли колонной к метро. Здесь уже зазвучала футбольно-фанатская «Зига-зага», скандировали «Кондопога!» и снова материли Кремль. Когда, уже у метро, шли сквозь милицейский коридор, — кричали «Каждому омоновцу по квартире в Москве!» Омоновцы улыбались.
Белов сел в метро и поехал на «Добрынинскую», где его ждала машина — уехал домой. Около полусотни демонстрантов поехали на Болотную площадь к антифашистам, хотели драться, но милиция не позволила.
У антифашистов было скучно. Традиционная аудитория демократических митингов (они же — слушатели «Эха Москвы»). Рыклин, Альбац, Пархоменко, Белых, Яшин — знакомые все лица. Песни Окуджавы и Высоцкого из репродукторов. Унылые речи ораторов.
Плакаты «Нюрнберг — город-герой!» в пику плакатам «Русского марша» «Кондопога — город-герой!»
Неправы и те и другие. Мы-то с вами знаем, что город-герой — это Москва. 4 ноября Москва это доказала еще раз. Она пережила «Русский марш».
Что на самом деле мы празднуем 4 ноября
В 1612 году, в память спасения России от бедствий Смутного времени новоизбранный царь Михаил Федорович Романов, по благословению Митрополита Филарета, распорядился «установить ежегодное празднование Казанской иконы Божией Матери, кроме дня ее обретения 8 июля, еще в день избавления Москвы от поляков 22 октября». В этот день народное ополчение под предводительством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского штурмом взяло Китай-город. Икона Казанской Божией Матери оказала огромное влияние на русское воинство в последнем бою. Именно перед ней воины, по преданию, одну ночь молились, а потом под защитой свыше пошли в атаку и освободили Москву от польских интервентов. Позже в 1649 году, при царе Алексее Михайловиче, день 22 октября (по новому стилю — 4 ноября) «установлено совершать празднование Казанской Богоматери во всей России, по случаю рождения у Алексея Михайловича наследника престола — цесаревича Дмитрия Алексеевича, что для России, недавно испытавшей тяжкие бедствия от пресечения царского рода, служило радостным залогом будущего благоденствия».
В 1917 году и последующих за ней событий, традиция отмечать освобождение Москвы от польско-литовских интервентов прервалась. Но 16 декабря 2004 года Госдума РФ приняла одновременно в трех чтениях поправки в федеральный закон «О днях воинской славы (Победных днях России)». Одной из правок было введение нового праздника «Дня народного единства». В пояснительной записке говорилось: «4 ноября 1612 г. войны народного ополчения под предводительством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского штурмом взяли Китай-город, освободив Москву от польских интервентов и продемонстрировав образец героизма и сплоченности всего народа вне зависимости от происхождения, вероисповедания и положения в обществе».
Сделать стартовой
