Если проткнуть глобус насквозь через Астану, выходное отверстие будет прямо в Сиэтле. А Фримонт — это его район. Своего рода городок сумасшедших, где много красивых и интересных мест, но гулять по нему вечером могут только умалишенные или не знающие города иностранцы. Мы в этот район забрели совершенно случайно и практически сразу заблудились. Отчаявшись найти автобусную остановку, встали у огромного фонаря.

— Извините, не подскажете, где здесь автобусная остановка? — набравшись храбрости спрашиваем у проходящего афроамериканца.

— Это у вас японский или корейский акцент? — интересуется он в ответ.

— Э-э-э… Нет, это русский. Мы из Казахстана, а учимся в Москве.

— Ого, значит, вы знаете моего дедушку? — неожиданно серьезно интересуется афроамериканец.

— Он что, был выдающимся казахом? — пытаемся пошутить мы.

— Нет, его именем назван какой-то университет в Москве.

— Лумумба? Твой дед — Патрис Лумумба?

Щеки нашего собеседника разъезжаются в довольной улыбке:

— Да, да, он. Но я совсем его не помню и совершенно ничего о нем не знаю.

Мы пытаемся рассказать выдающемуся внуку о его знаменитом деде, но нашего английского явно недостаточно. Лопочем что-то о революции в Африке и коммунизме-социализме.

— А вы знаете, что является символом Америки? — перебивает он.

— Статуя Свободы? Белый дом? Монумент Независимости?

— Нет. Он позади вас.

Мы оборачиваемся. Перед нами — Ленин. То есть его памятник. Огромный и невозмутимый, он укоризненно смотрит прямо на нас.

— Потому что Америка — это страна победившего социализма, — подытоживает наш новый знакомый.

 

На полу разбросаны яркие листовки, на стене постер с Бобом Марли, в комнате витает запах марихуаны и чего-то еще. Непосвященным не понять, но мы-то знаем: так пахнет мысль о революции, родившаяся в головах вполне благополучных среднестатистических американцев.

Мы не участвуем в их споре о значении будущего бунта в «fucking country, где все решают деньги». Здесь мы всего лишь наблюдатели, сидим на подоконнике, разглядываем постеры великих деятелей хип-хопа, подпеваем старине Бобу. Иногда поочередно высовываемся из окна, чтобы запастись свежим сиэтловским воздухом.

«I am not American, I am Mexi-can!» — делится с нами военной тайной Коллет, двадцатисемилетняя барышня-фрик. Она потомок ацтеков. Борется за архиважную вещь: права неформалов на достойное обслуживание в магазинах.

Индус Джамил делает затяжку и передает сигарету по кругу. Он американец по рождению, и это имеет большое значение. Недавно он устроился работать в индийский ресторан к индусу-иммигранту, который, как ему кажется, относится к нему как к нелегалу. Это раздражает Джамила.

«А символом нашей революции предлагаю сделать листок канабиса!» — доносится тоненький голосок из шкафа. Гею Джипси не хватило места в маленькой комнатке, поэтому он расположился в шкафу. Как он угодил в ряды отважных борцов? Недавний гей-парад доказал лояльность жителей Сиэтла к нетрадиционной любви. Что-то другое держит его здесь, или кто-то… Возможно, Майкл. Это простой парень из Техаса, у него была большая ферма на родине. Здесь ему приходится довольствоваться тремя сотками в саду при университете. Выращивает клубнику и томаты, мечтает о новом сорте марихуаны.

Ашер, главный начальник над остальными собравшимися в комнате революционерами, зачитывает манифест движения. Документ начинается с доклада о пользе травки, точнее, о ее безопасности для организма человека, далее следует требование об освобождении невинно осужденных за употребление травки растаманов. Все дружно затягивают «косячок дружбы» и решают провести акцию протеста в центре города.

 

Акция намечена на шесть часов вечера на углу Pine-street и Пятой авеню. Мы опаздываем на полчаса из-за пробки на дороге, опаздывает и большая часть революционеров. Вовремя приехала только ацтекомексиканка Коллет: у нее нет машины, она пользуется велосипедом. Не дождавшись остальных, девушка встала посреди улицы между «Макдоналдсом» и Bank of America с плакатами «Keep the grass» и «Impeach Bush». Полиция не обратила на нее никакого внимания, только туристы пару раз безуспешно попытались с нею сфотографироваться.

Когда революционное подполье наконец собралась в полном составе, на улице уже зажглись фонари, и лидер движения предложил перенести акцию на светлое время суток. Ребята отправляются в бар, чтобы забить косячок-другой и обсудить дальнейшие действия.

Бар «Ямайка». У входа проверяют документы — детей до 21 года отправляют домой. Мы, без трех месяцев совершеннолетние (по американскому законодательству), застенчиво мнемся у дверей. Джипси строит глазки охраннику, что-то ему шепчет, и в конце концов тот соглашается нас впустить, предварительно взяв с нас обещание не пить ничего крепче колы.

Солнечное регги расслабляет, видимо, только нас. Наши друзья пишут письмо Юлии Тимошенко. Эта идея родилась в мозгу Ашера. Как-то, напившись индийского чая, мы рассказали ему о «цветных революциях». Эти события страшно взволновали его, в особенности Ашера привлекла фигура Юлии Тимошенко. Он решил попросить у нее как у старшего товарища совета и помощи. Содержание письма осталось для нас загадкой. Собрание затянулось до утра, а нам, в отличие от борцов за справедливость, нужно было идти на работу.

 

На небольшой площадке у Seattle Public Library разыгрывается представление. Девушка топлесс (Коллет), разрисованная листьями канабиса, выкрикивает нечто пропагандистское, из музыкальных колонок раздается «No woman, no cry» Боба Марли. Джамил раздает листовки с портретами «невинно осужденных растаманов», Майкл предлагает клубнику из собственного сада. Ашер зачитывает свой манифест, в конце которого торжественно объявляет о получении письма от Юлии Тимошенко, которая готова помочь ему… едой и одеждой. Последнее обстоятельство добивает нас окончательно. Решив не дожидаться собственноличного появления «матери украинского народа», мы решаем покинуть американский майдан незалежности.

Через три дня мы улетели в Балтимор. Еще через неделю — в Москву. И уже здесь холодным октябрьским вечером получили письмо от Ашера. Он сообщил, что как только они получат помощь от Юли Тимошенко, «Революция канабиса» продолжится в Вашингтоне. С палатками, едой и теплой одеждой…

Остап Бендер умер, но дело его живет.

 

Если представить последние два года нашей жизни, то будет примерно так: Астана — Москва — Астана — Сиэтл — Вашингтон — Москва. Названия городов — это всего лишь точки на карте, а черточки между ними — наша жизнь и наша реальность. В Астане мы раздавали конфеты от глупости случайным прохожим, в Москве ловили рыбу в фонтане, в Сиэтле стали участниками настоящей революции канабиса, а в Вашингтоне выходили замуж за американских студентов. Мы не сумасшедшие, нам просто нравится изменять свою реальность и жизнь тех, кто рядом. Потому что когда-то мы обнаружили, что мир вокруг — непрекращающийся ни на минуту перформанс.