Говорят, только две вещи были необходимы для жизни отцу французского кинематографа Анри Ланглуа: такси, чтобы поехать за новым фильмом в любое время дня и ночи, и баночка с конфитюром.
Таким людям надо все приносить на подносе, бежать за ними, исполнять все их желания, ведь для себя они ничего приберечь не могут. Он так и умер в 77-м в квартире с отключенными за неуплату телефоном и электричеством.
Ланглуа обладал даром принимать все, оставляя публике решать, что любить, а что нет. Он утверждал: «В кино изумруд – это кадр».
С 1936 года он по крохам собирал все богатства мирового киноискусства, Лувр и Центр cовременного искусства кинематографа. «Дракон на наших сокровищах», – называл его заядлый посетитель синематеки Жан Кокто.
Лозунгом Ланглуа было: «Кино – это для всех».
Однажды в 68-м его сместили за «плохое качество архивации фильмов». В ответ на решение министра культуры Мальро, перед Шайо вышла вдруг тесно сплотившаяся интеллигенция, потекли телеграммы протеста со всего мира. После месяца борьбы Ланглуа отстояли. Это был апрель. Затем последовал май, и страну залихорадило.
Когда Ланглуа не стало, Жан-Люк Годар перестал бывать в синематеке и предложил ее сжечь.
Ланглуа начал с того, что вытащил из гроба немой кинематограф – в эпоху, когда все потянулись к звуку, а о «Великом Немом» уже никто не вспоминал.
Потом была война. Фашисты изымали фильмы и уничтожали. Так навсегда были утрачены «Спящая красавица» братьев Васильевых, «Я обвиняю» Абеля Ганса, «Три песни о Ленине» Дзиги Вертова и другие. Такого Ланглуа простить не мог. Он представил ложную опись на 300 фильмов фонда синематеки с нарочно перепутанными подписями. Остальные 2700 были спрятаны, среди них американская классика «Унесенные ветром» Флеминга, «На восходе я умираю» Уильяма Кэгни или «Ангелы греха» Брессона, советские фильмы и разыскиваемый лично Гитлером «Великий диктатор» Чаплина. Поэтому мы сейчас имеем возможность их посмотреть.
В 1973 году, отправляясь получать единственный в истории Оскар за спасение мирового кинематографа, Ланглуа встретил в самолете месье Гомона. Проговорили с большим интересом весь перелет. Перед самой посадкой Гомон спрашивает:
– Ну, так до встречи на обратном пути, Анри?
– Не думаю. Я рассчитываю сдать обратный билет и на вырученные деньги купить фильмы. Затем Французская республика не посмеет не репатриировать обладателя Оскара.
Говорят, ему хватало беглого взгляда на пленку, чтобы определить: «Это Гриффит, 1912 год».
Говорят, он не ошибался. Ходят слухи, что это большое преувеличение.