От: Нина Рыбина
Есть профессии, представителям которых недоступны простые человеческие радости. К примеру, для машиниста метро любой праздник — это сверхурочные. Нормальные люди давно уже квасят в своем Бирюлеве, провожая Старый год и встречая Новый, а ты изволь бороздить тоннели до полтретьего ночи с победительным видом. Есть в этом, конечно, и свои преимущества: внизу не слышно китайской пиротехники и «Огоньков» разной степени голубизны из кабины тоже не видно, только красные и зеленые, но все равно, работать, когда другие гуляют, неуютно и обидно как-то.
Журналист, конечно, не машинист, но тоже ничего хорошего: у людей Новый год, а ты сиди пиши, как папа Карло, только успели сдать праздничный номер, полный образчиков чудовищной корпоративной самодеятельности, как пора готовить следующий, где фанфары по ушедшему году и оптимизм в консистенции майонеза «Провансаль». Хватит, решила редактор Оля, в феврале ухожу в отпуск, и трава не расти.
То есть решила она это про себя и для себя, никому ничего не говоря, а я сидела и гадала, куда это вдруг испарилась моя активная приятельница: ЖЖ пуст, телефон молчит, на письма не отвечает. Прошло две недели, и Оля объявилась заново. «Привет, — загадочно прозвучало в трубке. — У меня тут сувенирчик из Египта. Только ты оценишь».
Ну, слава богу, Египет, а не кирпичом по голове. Но что такое можно привезти оттуда человеку, который древностями в розницу брезгует? Говно верблюда? С нее станется.
«Сувенирчик» оказался объемистым газетным свертком. Когда он был развернут, моим глазам предстало совершенно непристойное зрелище: штук пять или шесть розовато-белесых объектов, назвать их фаллическими символами или еще как-нибудь культурно не поворачивался язык.
«Что это, Оля?»
«Баклажаны, — ответила редактор с самым непринужденным видом, на какой была способна. — Белые египетские баклажаны. Нравятся?»
Это было самое возмутительное надругательство над идеей благородного овоща, какое только можно было себе представить. Единственное, что приходило в голову, старый анекдот о борьбе с рождаемостью в Китае: «ходит вдоль рядов и косой косит».
«И ты везла это из Египта, чтобы поглумиться?»
«Ну да».
«Над зимой, над бедной отечественной кухней, над авитаминозом, над сказочными блюдами из сочных фиолетовых сородичей этого венерического растения, что готовила твоя армянская бабушка, надо мной лично, наконец?!»
«Ты кушай, кушай, джан», — издевательски отвечала внучка, с трудом имитируя бабушкин акцент.
Делать было нечего, пришлось засунуть овощи в духовку.
Тут бы и приписать хеппи-энд, но эту историю задумывали не в Голливуде.
Зря я понадеялась на армянскую бабушку: судя по всему, блюдам из непристойных баклажанов в кулинарный рай вход заказан. Спустя полчаса на решетке лежали все те же херообразные предметы, только страдальчески сморщенные. Вкус их примерно соответствовал внешнему виду.
«Такие, как ты, позорят республику, — огрызнулась я. — В другой раз купим нормальные овощи и пожарим как следует, а этому пенису фараона место в помойном ведре».
А потом мы сидели и пили чай с калиновым вареньем, но это уже совсем другая история.