1. Элита (от фр. elite) — лучшее, отборное. В социологии и политологии — высший, относительно замкнутый слой общества, контролирующий его основные экономические, политические и культурные ресурсы. Осуществляет функции управления социумом, а также выработки новых моделей и стереотипов поведения, позволяющих социуму приспосабливаться к изменяющемуся окружению

2. Правящая политическая элита — группа, которая концентрирует в своих руках государственную власть и отвечает за выработку стратегии развития всей государственной системы

3. Элитология — научная дисциплина, изучающая элиты

 

Потребность общества осознать «государственных людей» управленческой элитой громко стукнулась лбом об отсутствие инкубаторов и теплиц для рассады: в России негде выращивать специалистов, достойных называться госэлитой, а не просто чиновниками.

Элита — признак стабильной страны, признак традиций. Традиции не формируются

в одночасье, но с чего-то надо начинать. Что должно появиться раньше: «эталонный» госслужащий, под мерку которого должна будет сделать поправку высшая и вся остальная школа, или, наоборот, нововведения в системе образования, после которых начнут появляться «чиновники будущего». В очередной раз предстоит решить, чему быть первым — яйцу или курице, и перепрыгнуть пропасть в два прыжка.

 

Новое измерение человеческого — вот с чего сегодня должен начинаться разговор о государстве, обществе и элите. Человек сейчас вновь выходит на большую сцену истории, и его умение управлять процессами становится важнее отдельных профессиональных и технократических навыков. От оптимистического и излишне прямолинейного взгляда на это торжество разума наc удерживает только исключительная узость той прослойки, которой в действительности будут доступны новые интеллектуальные горизонты. Здесь-то и стоит говорить о человечности, о человечности в отношении всех остальных. Элита всегда грешила пренебрежением к «малым сим» (поведение любого среднестатистического отечественного чиновника средней руки, дорвавшегося-таки до власти, — лучшее тому подтверждение), и если нарождающийся интеллектуальный класс не избежит этого искушения, век его будет недолог, а конец безрадостен.

Фома Пухов, герой романа Андрея Платонова, бродит по новой, Советской, России и ищет себе работу, полезную и радостную для души — таким мог бы быть нехитрый пересказ «Сокровенного человека», одного из самых пронзительных русских романов прошлого века. Долгие скитания нашего героя закончились самым счастливым образом, как и должны были завершаться пути нового человека, сумевшего найти в новой жизни свое место.

Нынешняя ситуация во многом очень похожа на разворачивавшуюся после революции и гражданской войны мистерию воссоединения человека и мира. Мир и человек сегодня вновь стали совсем другими, эта чужеродность нового и восхищает, и пугает одновременно. XXI век, который принято было полагать эпохой окончательного торжества машинной цивилизации, на поверку оказывается веком индивидуальной человеческой работы. Нужно было окружить себя мириадами больших и малых технологических новшеств от MP3-плеера до сверхчувствительных телескопов, чтобы понять: все это не делает человека ни счастливей, ни умней.

«Нечаянное сочувствие к людям, одиноко работавшим против вещества всего мира, прояснялось в заросшей жизнью душе Пухова. Революция — как раз лучшая судьба для людей, верней ничего не придумаешь. Это было трудно, резко и сразу легко, как нарождение», — так заканчивается «Сокровенный человек» Андрея Платонова. Так начинается совсем иная история.

 

Фундаментальным критерием оценки нынешних элит (как государственной, так и корпоративной) принято считать эффективность, то есть сумму управленческих умений и навыков. Кроме того, в последнее время особую значимость приобретает конкурентоспособность элиты, то есть способность к глобальной конкуренции в мире, где противостояние государств давно приняло форму не войны оружия, а войны интеллекта.

Об эффективности и конкурентоспособности все чаще заходит речь на международных экспертных площадках. Так, например, в ходе обсуждения кадровой подготовки госслужащих на симпозиуме «Подготовка кадров для государственной службы в рамках системы элитных высших учебных заведений» именно эти два критерия стали основными «точками сборки» дискуссии. А «моментом истины» — установление того факта, что сегодняшние принципы подготовки чиновников (да и не только их одних) в России не просто далеки от идеала: они мало того что устарели, так еще и не закреплены фундаментальной логикой. «Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь» — воспитание пушкинского Евгения Онегина вряд ли так уж сильно уступает сегодняшней подготовке специалистов в отечественных вузах.

Да и наше школьное образование с его беспрекословной уравниловкой и устаревшей лет сорок назад системой оценки знаний ничуть не лучше вузовского. Ни технократов, как в Индии, ни интеллектуалов, как в США, мы так и не научились делать: из стен школ и вузов выходят по большей части напичканные пространным (а иногда и вовсе формальным) набором знаний недоросли.

Нет сомнений в том, что формирование элиты необходимо начинать с коренного изменения нынешних образовательных принципов, не приспособленных для мировой конкурентной среды. Но у нас нет общественной дискуссии вокруг средней школы, что уж говорить о школе высшей: многочисленных противников ЕГЭ, многие из которых высказывали вполне здравые идеи, услышать не захотели, а после окончательного укоренения единого государственного экзамена дискуссия и вовсе сошла на нет. Но ЕГЭ на самом деле не решает ни проблемы воспитания элиты, ни проблемы модернизации всей средней школы. Отвечать на экзамене устно или писать тесты — проблема глубоко частная, она фундаментальных основ образования не затрагивает.

Настоящая проблема кроется в том, что у нас сегодня нет ясного понимания того, зачем вообще нужна школа. Даже свою социальную функцию («чтобы подростки хотя бы по улицам не шлялись») она выполняет с большим скрипом, что уж говорить о качестве самого обучения. Да и дело не в нем одном. Для элиты школа должна являться тщательно подобранной средой со своими традициями, правилами и мифами. И в этом смысле Владислав Сурков, конечно, прав: университеты должны готовить не госслужащих, управленцев, специалистов etc, а лидеров нации.

После того как в 60-70-х годах прошлого века в Европе и США произошло качественное преобразование интеллектуального пространства (американский философ и социолог Иммануил Валлерстайн назвал этот процесс мировой революцией), новый интеллектуальный класс впервые заявил о своих правах на конструирование будущего. Сегодня он вполне вошел в свои права, и настоящей элитой, без которой невозможно представить жизнь национальных государств и транснациональных корпораций, являются производители знания, информации и идей, а не дизельного топлива, атомных подводных лодок или запчастей для холодильника.

Мир вещей сегодня становится производным от мира идей, а это значит, что будущая элита (и госчиновники в том числе) должна будет не просто обладать базовым набором знаний, но еще и производить новые знания, конструировать смыслы и создавать — из ничего, буквально из воздуха (потому-то новая постиндустриальная элита названа философом Александрой Неклессой людьми воздуха) — ценности. Таким представляется новое измерение эффективности.

Однако все это пиршество духа объективно невозможно без серьезного общественного и экспертного обсуждения дальнейшей роли России в геополитических процессах и дальнейшего пути государства, социума, личности в новом, настежь открытом мире.

 

Но у нас сегодня почти полностью отсутствует широкая интеллектуальная дискуссия, касающаяся принципиальных вопросов современности. В этом ватном мире услышанным оказывается самый поверхностный, самый, если угодно, «технологичный». Тот, кто «успевает первым» и выкрикивает громче всех, попадает (ненадолго, впрочем) в разряд так называемых лидеров общественного мнения. Сама ткань общественного существования способствует именно такому повороту сюжета. А это означает, что одних государственных усилий по взращению элиты будет недостаточно: настоящая элита — в этом и есть вся ее суть — не может существовать вне прямой полемики с обществом, с самыми простыми и никак не претендующими на элитность людьми. Интернет как ресурс этого диалога мог бы быть очень полезен, но наши параллельные прямые пока не пересекаются: нет по сути ни элиты, ни общества граждан, ни коммуникации между ними.

Все необходимо начинать с нуля, и нельзя сказать, чтобы у нас была прорва времени. Россия — интеллектуальные задворки современного мира, душная воронья слободка, в которой Фоме Пухову негде было бы голову преклонить. Впрочем, поправимо и не такое: для начала нужно научиться просто разговаривать друг с другом, серьезно, уважительно, без повышенных тонов и переходов на личности. Невеликая наука, но очень помогает.

 

1. Канцлер (Действительный тайный советник 1 класса)

2. Действительные тайные советники

3. Генерал-прокурор, тайные советники

4. Действительные статские советники, обер-прокурор

5. Герольдмейстер, главный надзиратель лесов, генерал-полицмейстер, статские советники

6. Прокуроры в коллегиях статских, президенты в надворных судах, канцелярии тайные советники Иностранной коллегии, обер-секретарь Сената, коллежские советники

7. Вице-президенты в надворных судах; Воинской, Адмиралтейской, Иностранной коллегий обер-секретари; экзекутор при Сенате, прокуроры при надворных судах, надворные советники

8. Обер-директор над пошлинами и акцизами в резиденции, коллежские асессоры, обер-провиантмейстер в резиденции, секретари в Сенате, надзиратель лесов, воеводы

9. Титулярный советник; профессоры при академиах, докторы всяких факултетов, которые в службе обретаются, архиварии при обоих государственных архивах, переводчик и протоколист сенатские, директоры над пошлинами в портах

10. Коллежские секретари, бургомистры от магистрата в губерниях; переводчики Воинской, Адмиралтейской, Иностранной коллегий

11. Корабельные секретари

12. Губернские секретари

13. Провинциальные секретари, сенатский регистратор, синодский регистратор, кабинетные регистраторы

14. Фискалы при надворных судах и губерниях; земские комиссары; архивариус, актуариус, регистраторы и бухгалтеры при коллегиях; почтмейстеры в Москве и прочих знатных городах, где губернаторы.