Дырка от бублика — это даже меньше, чем от мертвого осла уши. Это просто вообще ничто, пустое место. Если сложить десяток дырок, сотню, тысячу — все равно останется ничто, ноль. Другое дело, если при дырках присутствуют сами бублики. В дырке всегда важно, в чем она проделана и что ее окружает. Ну и иногда еще — что в нее можно вставить, вложить или продеть. Окружение дырки можно менять. От этого меняется и качество самой дырки. Например, открытый люк ночью на тротуаре — это опасная дырка, а он же, но окруженный веревочками с подвешенными к ним флуоресцентными флажками — дырка менее опасная и где-то даже эстетически приятная. Подвыпивший человек, конечно, все равно может вложить в нее себя, но тут надо уже постараться.

Еще дырки привлекают внимание. Виноват ли в этом вездесущий внутренний Фрейд, или же дело в том, что природа не терпит пустоты, точно не скажешь. Может быть, дело в том, что, как известно, дыра — это нора, а нора — это кролик, а кролик — это или что-нибудь вкусненькое, или проводник в страну чудес. В общем, дырка что-то скрывает или что-то сулит.

Поэт стреляет наповал сквозь дыру в своей голове, любящим посвистеть советуют свистнуть в еще одну дырку в человеческом теле. Да и вообще пространство — это дырка. Только очень большая. Вот, скажем, если человек живет очень далеко и бедно, говорят, что он живет в дыре. Что, интересно, можно сказать о том, кто живет богато и близко? В отверстии? Дырка — это вопрос.

 

Глупый и юный стремится каждую дырку заткнуть собой (в каждой дырке затычка). Мудрый дырки использует более разнообразно. Просветленный их созерцает внутренним взором. Дырка — это возможность.

Художник Константин Данилов встретил однажды сразу очень много дырок — в стопке чистых библиотечных каталожных карточек. Они там нужны, чтобы продеть сквозь них металлический штырь, предохраняющий карточки от рассыпания. Но штыря не было. Дырки зияли, заявляя о своей загадочной пустоте. А вокруг дырок была бумага. Чистая. С точки зрения художника — тоже почти пустота. Пустота в пустоте — это для творческого сознания слишком. Что мог сделать художник? Он взял первый подвернувшийся под руку пишущий предмет и стал менять окружение дырок. Иногда творческий зуд требовал к одной дырке добавить еще пару-тройку… В итоге дырки остались дырками — со всей своей сверлящей сознание пустотностью, но новое окружение актуализировало несколько смыслов — из всей той бесконечности их, которой может быть заполнена пустота. Вот. А можно проще сказать: получилось прикольно.